Вот ведь фигня какая, подумалось мне, досасывающему второго ракового солдатика. Вчера ты шутки шутишь, а сегодня уже ухлопал боевого неосапианта посреди города, раскидывавшего по школам и вузам чуть ли не повод для третьей мировой. Мир снаружи кипит, Окалина там, наверное, с горящими трусами зашивается на подстраховке, пока милиция и «скорые» выковыривают сотни школьников и студентов, воткнувших в себя желанный артефакт. Пропаганда, которой прожужжали уши? Техника безопасности, уроки по которой ведутся с первого класса во всех школах? Всё это херня собачья, дорогие товарищи.

Всё, абсолютно всё становится собачьей херней для человека, видящего возможность получить сверхсилы нахаляву. Стать кем-то большим, чем он есть. Грандиозная ошибка. Ничто так не превращает индивидуума в ничтожество, как сверхспособности. Он становится просто носителем. Вектор его развития и применения начинает определять государство. Или тот, кто возьмет свежевылупленного неосапианта за яйца.

— Виктор, к тебе идёт Вероника, — голос Янлинь раздался через интерком, — Бабушка в порядке. Вася тоже. Паша разносит пайки по раздатчикам.

— Да? Хорошо…, — выдыхаю я. Всё пока под контролем.

— Виктор? — в голосе китаянки прозвучали странные ноты, — Паша… он…

— Что он? — тут же напрягся я, чувствуя головокружение от очередного прихода.

— Он… переспал с этими. Маленькими, — казалось, Янлинь сама не верила тому, что говорит, — У меня есть запись…

Я лишь страдальчески хрюкнул в ответ, выдыхая. Еще один повод не дожить до светлого завтра. Не удержусь же, посмотрю. Уже знаю, что не удержусь. Вообще без вариантов, серьезно. Потом, конечно, всем сердцем буду желать развидеть, но будет уже поздно.

— Янлинь, — вздохнув, я всё-таки решился.

— Да?

— Если вдруг у Викусика и этого… что-то будет, — слегка запинаясь выговорил я, — И ты мне это потом покажешь… или хотя бы скажешь, что у тебя есть запись — не прощу. Поняла?

— Да! — в голосе молодой китаянки определенно прозвучало веселье.

Некоторые вещи, уважаемая публика, должны остаться покрытыми мраком навечно.

Кладышева ворвалась внезапно как понос, но тут же затормозила, увидев мой взгляд. Хмыкнула, крабиком дошла до кухонного уголка, где цапнула нож. Секунда, и лезвие пробивает ладонь фальшивого подростка, заставляя алую жидкость начать лениво покидать тело. Вытащив, Вероника продемонстрировала мне закрывающуюся рану.

— Молодец, — лениво сказал я, расслабляясь уже всерьез, — Только смой. И нож помой.

— Тут чем-то заткнуто, — сунула девушка нос в раковину.

— Высунь, помой, всунь.

— Ты будоражишь моё нежное женское сердце, Изотов. Вот этим вот «высунь-всунь», — Вероника, показав мне язык, убрала следы проверки, а затем, раздеваясь на ходу, направилась в ванну. Оттуда через секунду донеслось бурчание, что мол и тут надо совать и высовывать, кто бы ей сунул-высунул…

Проигнорировав намек размером с Джомолунгму, я направился в свою спальню. Хотелось лежать, смотреть в потолок и не о чем не думать. Отличное времяпрепровождение, точно вам говорю. Особенно потому, что вообще в любую секунду вас может поднять тревога.

Лежал бы так и лежал, но пришла голая и мокрая Кладышева, которая, хамски забравшись на кровать с притащенной с собой подушкой, разлеглась напротив меня. Невольно, я скосил на неё взгляд. Фигурка, всё-таки, умопомрачительная. Тонкая, изящная, хрупкая. И сиськи. То есть грудь. Вполне гармоничная для миниатюрной женщины, а не для подростка, испытавшего метаморфозу в 15 лет. Хотя какие школьницы в прошлой жизни были, так это вообще что-то с чем-то. Смотрел на этих акселераток в интернете. Там народ с них офигевал. То есть, представляете, 9-11 класс, а там уже не просто «девочка созрела», а «драгунская лошадь бьет копытом»! Грудь — во! Ляхи — во! Прямо бери её за рога, веди в стойло, взнуздывай и бегом пахать поле под картоху! Секс? Какой нафиг секс, вы о чем? Там рост метр семьдесят пять, вес под 65-70!! На картоху!!

Нет, тут тоже таких много, но вот взять хотя бы Викусика. Несмотря на внешние физические показатели, она выглядит как подросток и ведет себя как подросток. Даже как ребенок. Скромный, робкий, воспитанный.

— Кто ты, Изотов? — Кладышева, несмотря на всю свою наготу, была серьезна как налоговое бремя. И спокойна.

Я в ответ лишь посмотрел на неё взглядом смертельно уставшей, задоенной и беременной коровы, давно потерявшей надежду, что её пристрелят из жалости.

— Все твои поступки, решения, предложения, сам характер…, — не унималась лежащая со мной «вальтом» обнаженная девушка, — Всё это говорит, что мы с тобой, как минимум, ровесники. Другие могут не замечать, но я-то точно в той же позиции. Знаю, о чем говорю. Ты демонстрируешь поведение не просто взрослого человека, а немало и богато прожившего, показываешь опыт, которому негде было взяться. Принимаешь сложные и тяжелые решения с уверенностью бывалого военного. Ты себе хоть представляешь, какой контраст я вижу между тобой и этими болванчиками с автоматами?

Помолчав, я всё-таки выдавил:

— Зачем тебе это?

— Для себя, — тут же ответила брюнетка, — Хочу включиться в гонку.

— Какую. Нахрен. Гонку?

— Ты не тупой и не слепой, Изотов, — фыркнула девушка, — А может быть и наоборот, просто избирательно. То, что на тебя запала Юлька — так это ясно было всем, еще до лагеря. Ты просто не видел, как она на тебя пялится. Но есть еще и Я…

— Стой. Хватит, — оборвал я Веронику.

— Нас не пишут, Витя, — надула та губы в мнимой обиде, — Я сказала обеим, что ты устал, что издергался, что у тебя и до всего этого был день полное дерьмо. Сказала, что иду тебя трахать. Прямо. Мол, кто из них думает, что справится — валите первыми и доите по полной. Обе сачковали, но камеру здесь отключили. Понимаешь почему, да?

— А ты решила поговорить.

— А я решила поговорить.

Разумно. Сейчас, распластавшись по матрасу, я ощущал, что точно не стал бы сопротивляться, вздумай брюнетка начать домогаться. Тупо не до принципов или чего-то такого. Да и они идут лесом. Напротив меня голяком лежит не голая девчушка, а хоть и припадочная на оба полушария, но точно взрослая баба. Решившаяся на что-то серьезное.

— Знаешь, что такое — быть «чистой»? — вместе с вопросом, Вероника согнула ноги в коленях, бесстыдно демонстрируя самое сокровенное, а потом еще и похлопала по этому месту ладошкой, — Ты меня можешь отодрать как сидорову козу, сломать, согнуть, сделать вообще что угодно. Я буду визжать от счастья как не знай кто. Но знаешь, что будет потом? Кости, встающие на место, зарастающие разрывы, вправляющиеся вывихи. Через пару-тройку минут, что бы ты со мной не сделал, Витюша, я снова буду прежней. И снова буду хотеть. И снова буду готова. Потому что я всегда хочу и готова. Всегда полна сил, энергии, желания, страсти. Помнишь, мы с Янлинь зажгли, как только я приехала? Так вот, мы вообще этим занялись, чтобы вспомнить, что такое усталость, которая хотя бы только в голове…